Главная / Публикации / Р. Эсколье. «Матисс»

Предсказание Андре Жида

В 1905 году в своей «Прогулке по Осеннему салону» Андре Жид мастерски доказал, что эти цветовые конструкции были заранее продуманы до тонкостей и что все в них было призвано утверждать превосходство духа над материей.

«Для удобства рассуждений я допускаю, что г. Анри Матисс обладает великолепным природным дарованием. Ведь создал же он раньше произведения, полные мечтательности и жизненной силы... Теперешние его полотна производят впечатление теорем. Я долго пробыл в этом зале. Я слушал проходивших людей, и когда я слышал, как кто-то восклицал у работ Матисса: "Это же чистое безумие!" — мне хотелось возразить: "Нет, сударь, напротив. Это следствие теорий. Тут все можно вывести, объяснить, интуиции тут делать нечего". Без сомнения, когда г. Матисс пишет лоб этой женщины яблочно-зеленым цветом, а вон тот древесный ствол — откровенно красным, он может нам сказать: "Это потому, что..."

Да, эта живопись разумна и даже рассудочна.

Как далеко все это от предельной эмоциональности Ван Гога! А в кулуарах я слышу: "Нужно, чтобы все тона были утрированы... Серый — враг всякой живописи".¹ "Художник никогда не должен бояться перейти границу"».²

Андре Жид был другом семьи Лорансов³ — Жан-Поля, человека куда более свободного духом, чем это может показаться при взгляде на его огромнейшие исторические полотна, и его сыновей — Жан-Пьера, писавшего портреты Жида, и Поль-Альбера, эклектика, так страстно стремившегося к живому искусству. Но он, не задумываясь, примкнул к сторонникам чистых красок и язвительно подшучивал над «полутонами», столь дорогими противникам чистого цвета.

«А впрочем, я понимаю, что когда вы видите, как "другие" создают видимость стиля путем использования привычных сочетаний, отживших приемов и находят оправдание своей трусости и поддержку своей мнимой смелости в необходимости переходов, когда вы видите, как они не могут нарушить непрерывность линии, контура, не могут отказаться от какого-либо цвета и, накладывая его, для передачи тени делают его темнее, я понимаю, что видя все это, вы готовы идти на крайности... "Чтобы хорошо писать, — говорит Монтень, — промежуточные мысли надо опускать"».

«Но, — добавлял Андре Жид (когда он говорил о Матиссе 1905 года, он, казалось, провидел Матисса 1940—1950 годов), — искусство, в конце концов, состоит не в том, чтобы обойтись вовсе без "синтаксиса". Напротив, да здравствует тот, кому удастся расширить возможности его применения, выявить значение самых незначительных его элементов!»

А какое проницательное определение искусства Матисса: «Искусство держится не на крайностях. Это штука "умеренная". Умеряемая чем? — Да рассудком, черт побери! Но рассудком рассуждающим».

Нет сомнений в том, что именно в Ницце Матисс отрекся от примитивной мощи выражения, от компромисса абстракции и чувства, чтобы устремиться к более объективной истине и исполнить свое всегдашнее желание (точно такое же желание выражал Дебюсси): «Я стремлюсь создать искусство, понятное любому зрителю вне зависимости от его культурного уровня».

Следуя, казалось бы, окольным путем, благодаря все более утонченной оркестровке цветов, Матисс сумел по-новому организовать свои ощущения, сохранив при этом счастливую жизнеспособность и оставшись одним из величайших виртуозов «живописи в чистом виде», примирившим изысканность и варварство.

«Примиривший изысканность и варварство» — какое великолепное определение, в равной степени подходящее как к поэтическому гению Гюго, так и к художественному гению Матисса!

Примечания

1. Завет импрессионистов, который опровергают полотна великих художников — Вермера Делфтского, Веласкеса, Курбе, Коро, Домье... и Матисса.

2. Слова Делакруа.

3. Лоранс Жан-Поль (1838—1921) — французский академист, работавший преимущественно в области исторической живописи, выполнил также ряд декоративных работ. Его сыновья Жан-Пьер (1875—1933) и Поль-Альбер (1870—1934), также академисты, занимались главным образом портретом и жанровой живописью.